Лотышев Иван Павлович

В мае сорок второго, Иван Павлович оказался на фронте. Служил связистом при штабе курсантской бригады № 103 в Темрюке. Положение серьезное, немец подходил уже к Ростову. Бригада молодых ребят заняла оборону Таманского полуострова – всего четыре полка. В июне немцы высадились в Керченском проливе, к тому моменту Керчь уже была захвачена. Бригада приняла первый бой. Фактически солдаты еще дети, не знали оружия, многие погибли. Оставшиеся постепенно отступали к Новороссийску…

— Работая при штабе, начал писать понемногу заметки. Командир отсылал их в разные редакции. Во время войны газеты были единственным источником информации. Писал по ночам, так сказать в свободное время, которого почти не было.

Однажды мы подходили к Волчьим воротам недалеко от Новороссийска. В лесу штаб остановился. А мы все молодые, энергии через край, любопытные. Бродили с товарищем по лесу, нашли два улья, решили мед собрать. Первый улей освободили без особых происшествий, а из второго налетели на нас пчелы. В штаб побрели с медом и опухшими до неузнаваемости лицами. Со слезами начали смеяться, веселились все. Как назло в этот день должен был фотограф приехать, чтобы сделать фотографии на партийные билеты. Приехал, посмотрел на нас — красавцев, рассмеялся, рукой махнул и уехал. Ребячество – куда нам воевать.

За время нашего разговора на глазах Ивана Павловича впервые появились слезы. Он как будто снова переживал то утро:

— Немцы тогда заняли уже все побережье. Мы отступали по ночам, разведка донесла, что за Волчьими воротами на шоссе стоит немецкий танк. Танк мы уничтожили, к тому моменту стало рассветать. По небу кружили немецкие самолеты. Наш командир приказал построиться на манер немецкой шеренги и идти напролом. Нужно было двигаться дальше, вперед. Мы построились и идем, самолет над нами низко-низко. Советскую форму на нас, конечно, разглядели. И тут началось… Нас атаковали, стали бомбить с самолета, мы в рассыпную. Приехали немцы на машинах, стреляли.

Мой напарник бежал совсем рядом. Пулеметная очередь ему угодила прямо в грудь. Он повернулся ко мне… никогда не забуду этот последний испуг в его глазах. И последний выдох: «Ванюша, спаси». Упал. У меня потемнело в глазах. Я не смог ему помочь. Так и остался он на поляне под Волчьими воротами.

Сбор курсантов назначили на цементном заводе «Октябрь». К вечеру возвратились немногие. Занимали оборону, по ночам проходили уличные бои с фашистами: кто кого перехитрит. В основном действовали снайперы. Иногда несколько смельчаков пробирались я через границу между лагерями, и забрасывали гранатами врага… так прошло три месяца. После бригаду сняли с обороны на переформировку, пополнение.

— Меня к тому времени в Новороссийске уже знали как военного корреспондента. Я попал в 62 зенитный полк военно-морской базы. Находился он в Геленджике на Тонком мысе. Мы охраняли подступы к Геленджику и Новороссийску. Зенитчики, я о них писал, обнаруживали противника за 50 км от Геленджика, сбивали фашистов. Я тогда много писал для газет о малоземельцах. Получал письма с заданиями от редакции. Тогда мы познакомились с редактором газеты «На страже», работа упростилась. Только публиковали меня под фамилией Латышев. Ну, меня не огорчало, какая разница?

Что спасало во время войны – так это то, что среди нас всегда находились певцы, гитаристы и юмористы. Это было своеобразной разрядкой, только песни, стихи и самодеятельность помогали выжить в жуткий голод, во время антисанитарии. Душевная боль уходила, когда рука солдата касалась натянутой струны и звучала мелодия. Мы даже танцевали иногда. Между боями пели, я читал стихи Маяковского. Стихотворение «Жди меня» мы все знали наизусть. Каждый повторял про себя строки:

Жди меня, и я вернусь, только, очень жди.

Жди, когда наводят грусть желтые дожди…